ISSN 2073–4034
eISSN 2414–9128

Первичная резистентность к анти-HER2-терапии: механизмы развития и пути преодоления

Дашян Г.А., Джелялов Э.С., Константинова В.В., Гронская Ю.А., Мурских А.Д., Ахмедов Р.М., Тюсенко А.Е., Олчонова А.А., Дьяконенко З.В., Середа О.А., Белоусов А.М.

Клиника высоких медицинских технологий им. Н.И. Пирогова, Санкт-Петербургский государственный университет, Санкт-Петербург, Россия
Рак молочной железы (РМЖ) является самой распространенной опухолевой локализацией у женщин. Опухоли с положительным рецептором эпидермального фактора роста человека второго типа (HER2) составляют около 25–30% всех подтипов РМЖ и коррелируют с неблагоприятным прогнозом. Уже на протяжении многих лет трастузумаб, моноклональное антитело, используется для ингибирования активности HER2. Введение в клиническую практику данного препарата совершило настоящую революцию в мире лечения HER2 позитивного РМЖ. Однако на сегодняшний день встречаются случаи первичной резистентности к анти-HER2-терапии. В связи с этим определение механизмов резистентности и исследование новых терапевтических агентов могут приводить к разработке более эффективной блокады передачи сигналов рецепторами семейства HER. За последние несколько лет изучено множество механизмов резистентности, регулярно совершаются попытки внедрения новых терапевтических препаратов для лечения пациентов с резистентностью к трастузумаб-содержащей терапии, но должной эффективности на сегодняшний день достигнуто не было. В связи с этим целью данной статьи являются обзор механизмов резистентности к анти-HER2-терапии и способов ее преодоления, а также демонстрация клинического опыта ведения пациентки с подобным состоянием.

Ключевые слова

рак молочной железы
трастузумаб
лапатиниб
резистентность
анти-HER2-терапия
трастузумаб-эмтанзин
T-DM1
нелюминальный тип
HER2-позитивный тип
HER2 гетерогенность

Введение

Рак молочной железы (РМЖ) является самой распространенной опухолевой локализацией у женщин [1]. Согласно данным мировой статистики, РМЖ составляет около 12% среди всех видов рака, ежегодно диагностируемых во всем мире, и является одной из ведущих причин смертности среди женщин [2]. Все женщины вне зависимости от расовой, этнической и возрастной принадлежности имеют риск развития РМЖ [3]. К наиболее существенным факторам риска относятся возраст, возраст первой беременности, менопаузальный статус, семейный анамнез, наличие генетических мутаций, а также кормление грудью [4].

Клинически РМЖ можно разделить на три большие группы, согласно уровню экспрессии гормональных рецепторов, а также статуса рецептора HER/neu 2 [5, 6]. Основными подтипами являются люминальный, HER2-экспрессирующий и трижды негативный [7].

Важность HER2-рецептора и его влияние на лечение сложно переоценить. HER2-рецептор амплифицируется в 25–30% всех случаев РМЖ. Экспрессия данного белка ассоциирована с агрессивным клиническим течением, коротким безрецидивным периодом, снижением ответа на гормональную терапию и низкой общей выживаемостью [8, 9].

Разработка и внедрение в клиническую практику гуманизированного анти-HER2 моноклонального антитела изменили клиническое течение и прогноз в лучшую сторону для пациентов с данным подтипом РМЖ [10, 11]. Однако на сегодняшний день остается когорта пациентов, не восприимчивых к данной терапии. Целью демонстрации данного клинического случая является актуализация проблемы первичной резистентности (ПР) к анти-HER2-терапии, рассмотрение механизмов резистентности и путей ее преодоления.

Что такое HER2?

Рецептор 2 эпидермального фактора роста человека (HER2) представляет собой рецептор тирозин-протеинкиназы ErbB-2, также известный как CD340 (кластер дифференцировки 340), протоонкоген Neu, Erbb2 (грызун) или ERBB2 (человек). Это белок, который у человека кодируется геном ErbB2. HER2 относится к рецептору эпидермального фактора роста человека (HER/EGFR/ERBB). Было установлено, что избыточная экспрессия этого онкогена играет важную роль в росте и прогрессировании некоторых подтипов РМЖ [12]. Рецепторы эпидермального фактора роста человека также включают HER1 (который является рецептором EGFR), HER3 (ErbB3) и HER4 (ErbB4). Белок HER2 обладает способностью димеризоваться с HER1, HER3 или HER4. У HER2 нет известного лиганда, что позволяет ему всегда находиться в открытом доступе для димеризации с HER1, HER3 или HER4. Таким образом, когда ген HER2 сверхэкспрессируется, он обеспечивает рост, выживание и дифференцировку клеток посредством каскада передачи сигнала, опосредованного активацией PI3K/Akt, и путей Ras/Raf/MEK/MAPK [13].

Приблизительно 2 млн белков HER2 присутствуют на поверхности HER2-положительных раковых клеток. Это примерно в 100 раз больше, чем в обычной клетке [14]. Избыточная экспрессия HER2 приводит к более быстрому росту и пролиферации клеток. Димеризация HER2 является очень важным этапом в сигнальном пути, который приводит к развитию рака [15].

Резистентность к HER2

Введение анти-HER2-препаратов в схемы периоперационной терапии произвело революцию в прогнозах HER2-позитивного РМЖ. Однако рецидивы по-прежнему неизбежно возникают у значительной части пациентов. Данные рецидивы могут быть дополнительно классифицированы как «ПР к трастузумабу» и «приобретенная устойчивость к трастузумабу». Около 20% пациентов с РМЖ не отвечают на неоадъювантную терапию, содержащую трастузумаб, и >50% пациентов с метастазами страдают от прогрессирования заболевания после лечения трастузумабом в первой линии. В конечном счете почти у всех пациентов развивается приобретенная резистентность к трастузумабу после нескольких линий лечения [16, 17].

На сегодняшний день трудно дать точное определение понятия ПР к анти-HER2-терапии. Данная проблема связана с невозможностью достоверно установить время наступления резистентности, когда впервые диагностированный рецидив возникает после адъювантной терапии трастузумабом. Большинство клинических исследований используют разные временные рамки для оценки ПР после адъювантного трастузумаба: прогрессирование во время адъювантного лечения, рецидив в течение 3 месяцев после последнего приема трастузумаба, рецидив в течение 6 месяцев после последнего приема трастузумаба и т.д. [18].

Механизмы ПР

В настоящий момент достоверно утверждать о механизмах ПР трудно. Существует мало исследований, проводимых на данную тему в силу редкости данного состояния. Однако можно отметить, что первичная и приобретенная резистентности имеют некоторые схожие механизмы. К таким механизмам относят аберрантную активацию PI3K/Akt/mTOR каскада, изменения в апоптозе и клеточном цикле, ускользание от антителозависимой клеточноопосредованной цитотоксичности, экспрессию на клеточной мембране других Т-клеточных рецепторов (ТКР), перекрест между рецепторами эстрогенов и HER2-путями.

Аберрантная активация PI3K/Akt/mTOR каскада

Путь PI3K/Akt – это нисходящий сигнальный путь, который может быть активирован HER2 и другими сигналами ТКР. Он может быть активирован путем амплификации или мутации фосфатидилинозитол-4,5-бисфосфат 3-киназы каталитической субъединицы a-изоформы (PI3KCA) или Akt1, или путем мутации или потери экспрессии опухолевых супрессоров, которые ингибируют путь, таких как PTEN95 и инозитолполифосфат-4-фосфатаза, тип II (INPP4B) [19]. По результатам отчета Cancer Genome Atlas Network данные изменения являются распространенными: мутация PI3KCA – 42%, мутация/потеря экспрессии PTEN – 19%, потеря экспрессии INPP4B – 30% [20]. Недавний мета-анализ, в котором изучалась прогностическая роль мутаций PI3KCA, потери PTEN и активации пути PI3K, обнаружил единственную связь между потерей PTEN и резистентностью к трастузумабу для прогрессирующего заболевания, хотя различия в используемых методах исследований и разнообразные пороговые значения могли бы объяснить данные результаты [21]. Кроме того, данные получены из исследований с двойной блокадой HER2, которые включали различные комбинации трастузумаба и пертузумаба или трастузумаба и лапатиниба, показали лучшие показатели pCR для тех пациентов, у которых не было выявлено мутации PI3KCA [22].

Попытка противостоять данному механизму резистентности была предпринята с использованием эверолимуса, ингибитором mTOR, в исследованиях BOLERO-1 и BOLERO-3. По результатам данных исследований установлено, что, несмотря на предполагаемую эффективность эверолимуса, пользы в реальной клинической практике не удалось достичь. Так, по результатам исследования BOLERO-3 медиана БРВ была достоверно выше в группе эверолимуса и составила 7 месяцев (р=0,0067). Хотя разница и статистически достоверна, она небольшая: 7 месяцев против 5,78 (ОР=0,78, 95% ДИ: 0,65–0,95; р=0,0067) [23, 24]. В настоящий момент проводятся клинические исследования, сочетающие ингибиторы пути PI3K/Akt и анти-HER2.

Изменения в апоптозе и контроле клеточного цикла

Одним из конечных эффектов активации сигнала HER2 является ингибирование гибели клеток, поэтому изменения в апоптическом механизме могут вызывать устойчивость к трастузумабу. Например, высокие уровни Bcl-2-подобного белка 11 (BIM) были связаны с чувствительностью к лапатинибу [25]. In vitro снижение экспрессии PTK6, нерецепторной тирозинкиназы, в клетках HER2 позитивного РМЖ, устойчивых к лапатинибу, может усилить экспрессию BIM, вызывая апоптоз. Сверхэксперссия t-Darpp, усеченной формы ингибитора двойной киназы/фосфатазы Darpp-32, была связана с приобретенной резистентностью к трастузумабу и лапатинибу, в данном случае вызванной накоплением BIM [26].

Еще один механизм связан с P27Kip1. Он является ингибитором CDK, который блокирует комплексы циклина E/CDK2, вызывающие остановку клеточного цикла. Он может быть фосфорилирован Akt, после чего нацелен на протеасомальное разрушение, что может приводить к продолжению клеточного цикла. Амплификация/гипер-экспрессия циклина Е связана с более низкой частотой ответа (ЧО) и безрецидивной выживаемостью (БРВ), что было продемонстрировано в небольшом исследовании с 34 пациентами, получавшими трастузумаб [27].

Помимо этого, по данным одного из исследований, установлено, что сверхэкспрессия белка AXL является важным механизмом резистентности к трастузумабу. AXL является членом семейства рецепторных тирозинкиназ TAM (TYRO3, AL, MER), связанных с EMT. Передача сигналов через данный белок способствует выживанию клеток, устойчивости к аноикису, лекарственной резистентности, инвазии и метастазированию при различных видах рака. AXL управляет переходом от эпителия к мезенхиме и гетеродимеризуется с HER2, что приводит к активации путей PI3K/AKT и MAPK лиганд независимым образом. Генетическое истощение и фармакологическое ингибирование AXL восстанавливает реакцию на трастузумаб in vitro и in vivo [28]. Ингибитор AXL в сочетании с трастузумабом обеспечил полную регрессию в моделях ксенотрансплантатов, полученных от пациентов с резистентностью к трастузумабу [29]. Более того, экспрессия AXL в HER2-позитивных первичных опухолях была способна предсказывать прогноз.

Данные исследования PAMELA показали изменение экспрессии AXL во время неоадъювантной двойной блокады HER2, подтверждая его роль в резистентности [30].

Таким образом, белок AXL является прогностическим биомаркером и потенциальной терапевтической мишенью для восстановления ответа на трастузумаб при раке молочной железы HER2+ [31, 32].

Ускользание от антителозависимой клеточно-опосредованной цитотоксичности

В 1992 г. S. Aaltomaa et. al. продемонстрировали связь между лимфоцитарной инфильтрацией и увеличением выживаемости при опухолях молочной железы у 489 пациенток с ранней формой РМЖ [33]. Также недавно было установлено, что большинство лимфоцитов, связанных с опухолью, имели положительное влияние на достижение частоты полного патоморфологического ответа (pCR) после антрациклинсодержащей предоперационной химиотерапии [34]. Эти наблюдения отражают актуальность иммунного ответа на эволюцию рака.

Иммунный ответ также играет ключевую роль в терапевтической активности моноклональных антител (mAbs). Трастузумаб связывается с HER2 и Fc-рецепторами, которые также находятся на клетках-киллерах (NK), антиген-представляющих клетках или иммунных эффекторных клетках, заставляет их стать активными и атаковать опухолевую клетку, покрытую антителами [35]. Данный механизм регулируется экспрессией различных полиморфических рецепторов на иммунных клетках, уровнем экспрессии антигена опухоли, а также частотой и реактивностью иммунных клеток в микросреде опухоли [36].

Три полиморфизма Fc-рецепторов изучены в качестве прогностических факторов ответа на трастузумаб 54 пациентов с распространенным HER2-позитивным РМЖ. Это ретроспективное исследование показало связь между более высокой ЧО, ВПБ и FcRIIIa-158 валином (V)/фенилаланином (F), FcRIIa-131 гистидином (H)/аргинином (R) и полиморфизмами FcRIIb-232 изолеуцина (I)/треонина (T) [37]. Напротив, другие исследования, проведенные в условиях адъювантной терапии, не показали корреляции между этими полиморфизмами и улучшением ВБП для пациентов, получавших трастузумаб [38].

Таким образом, новые терапевтические подходы должны сочетать анти-HER2-препарат и агент, который может усилить иммунный ответ, такой как анти-PD-1/-PD-L1 или антицитотоксический Т-лимфоцитарный белок 4 (CTLA-4) mAbs. В настоящий момент также ведутся исследования в данном направлении.

Экспрессия на клеточной мембране других ТКР

Трастузумаб не может полностью ингибировать сигнальный путь из-за избыточных лигандов и рецепторов, которые позволяют использовать альтернативные модели димеризации. К этой категории относятся рецептор эпидермального фактора роста (EGFR/HER1) и HER3, играющие важную роль в резистентности к трастузумабу. В ряде ретроспективных исследований продемонстрировано, что ко-экспрессия EGFR связана с худшим прогнозом выживания [39]. Ингибирование обоих ТКР показало синергетический эффект in vitro [40].

Наиболее изученным рецептором в этой группе являются инсулиноподобный рецептор фактора роста I (IGF1R), гетеротетрамерная трансмембрана ТКР, широко экспрессируемая в нормальных тканях. Связывание лиганда с IGF1R активирует те же пути, что и рецепторы семейства HER, такие как PI3K/Akt/mTOR и MAPK [41]. Дерегуляция сигнализации IGF1R появляется во многих сóлидных опухолях и связана со злокачественной трансформацией, что делает ее терапевтической мишенью, представляющей интерес [42, 43].

В HER2-позитивном РМЖ сверхэксперссиванный IGF1R может быть вовлечен в сигнальные комплексы с HER2 и HER3, которые активируют PI3K [44]. В попытках преодолеть данную резистентность проведены исследования в условиях in vitro, которые показали синергетические эффекты метформина и фигитумумаба, человеческого моноклонального антитела, который блокирует связывание лиганда IGF1R [45].

Met TKР и его лиганд являются фактором роста гепатоцитов. Они чрезмерно экспрессируют в некоторых HER2-позитивных опухолях. In vitro его совместная экспрессия с HER2 была связана с резистентностью к трастузумабу через длительную активацию Akt [46].

Исследование другого ТКР – EphA2, показало, что избыточная экспрессия данного рецептора связана с худшим прогнозом. Как предполагается, лечение трастузумабом способствует фосфорилированию EphA2 путем активации Src-киназы, которая увеличивает активность PI3K/Akt и MAPK-пути, что в конечном итоге приводит к резистентности к трастузумабу [47]. Таким образом, использование эритропоэтина может быть связано с устойчивостью к трастузумабу. Его связывание с рецептором эритропоэтина может активировать Src и инактивировать фосфатазу и гомолог тезина (PTEN) [48].

Также помимо этого во многих исследования отмечено, что в микроокружении опухоли молочной железы наблюдается повышенный уровень катехоламинов.

Сигнальный путь β2-адренер-гического рецептора (β2-AR) индуцирует повышение экспрессии HER2 посредством активации внеклеточной киназы, которая в свою очередь может усилить синтез катехоламинов [49]. Механизм положительной обратной связи может способствовать экспрессии обоих рецепторов и способствовать активному росту. Высокая экспрессия β2-AR отрицательно коррелирует с ответом на трастузумаб. Это явление, как предполагают исследователи, опосредовано активацией пути PI3K/Akt/mTOR пути [50]. Попыткой воздействовать на этот механизм является использование комбинированной терапии трастузумабом и β-блокаторами.

Перекрест между рецепторами эстрогенов и HER2-путями

На основании ряда исследований отмечено, что гиперэкспрессия HER2 связана с устойчивостью к тамоксифену in vitro и in vivo [51]. Пациенты с экспрессией рецепторов эстрогена (ЭР) и HER2, получавшие эндокринную терапию, показали более низкую ЧО по сравнению с теми, у кого не было гиперэкспрессии HER2 [52]. Помимо этого установлено, что пациенты с опухолями ЭР+ HER2+, получавшие трастузумаб-содержащую предоперационную терапию, имели более низкие показатели полного патоморфологического ответа [53]. Данные результаты приводят к мысли, что существует двунаправленный перекрест между обоими путями. ЭР в основном является ядерным рецептором и функционирует как лиганд-зависимый транскрипционный фактор, который регулирует экспрессию различных генов, таких как IGF1R, циклин D1, bcl-2, VEGF-R, рецепторы семейства HER или лиганды, такие как амфирегулин или TGF-α (путь геномного сигнализирования эстрогена) [54].

Существует также небольшая группа ЭР, расположенных в цитоплазме и неядерных субклеточных элементах. Активация этих рецепторов повышает уровень циклического аденозинмонофосфата и других вторичных мессенджеров. Эта реакция может активировать различные ТКР, такие как IGF-IR, EGFR и HER2 (негеномный сигнальный путь эстрогена). Этот пул ЭР также может взаимодействовать с протеинкиназами, такими как PI3K, и адаптерными молекулами, такими как Src [55]. Кроме того, различные киназы, зависящие от фактора роста, могут фосфорилировать ЭР и совместные регуляторы пути ЭР, поэтому ингибирующее действие эндокринной терапии, в основном селективных модуляторов ЭР, может быть слабым в случае HER2 позитивного РМЖ [56].

Согласно ряду исследований, одновременное ингибирование путей HER2 и ЭР может быть более эффективным, чем ингибирование только гормональных рецепторов, хотя ни одно из исследований не продемонстрировало увеличения общей выживаемости.

Клинический случай

Женщина 36 лет обратилась в клинику СПбГУ для получения консультации после самостоятельного обнаружения новообразования в правой молочной железе. При осмотре молочных желез и зон регионарного лимфооттока выявлены отечность правой молочной железы и плотное образование размером до 20 мм с неровной поверхностью, а также лимфатические узлы в правой аксиллярной области каменистой структуры максимальным размером до 15 мм. По данным маммографии обнаружено мультифокальное образование без четких контуров размером до 41×35 и 12×11 мм. Дообследование с помощью однофотонной эмиссионной компьютерной томографии установило поражение правых подключичных лимфатических узлов. Выполнена трепан-биопсия новообразования правой молочной железы и подмышечного лимфатического узла. По данным гистологического исследования была верифицирована инвазивная неспецифицированная карцинома G3: ЭР – 0%, прогестероновые рецепторы (ПР) – 0%, Ki67 – 60%, HER2 – 3+. Установлен клинический диагноз «рак правой молочной железы cT4mN3a, нелюминальный HER2-позитивный тип». На основании полученных данных предложен неоадъювантная терапии по схеме TCHP, 6 циклов.

По прошествии 3 курсов предоперационной терапии выполнена повторная маммография. Данные исследования продемонстрировали продолженный рост опухоли в виде увеличения размеров образования до 43×39×34 мм.

Совместно с хирургами онкологического отделения принято решение пересмотреть биопсийный материал и выполнить повторную биопсию с целью исключения ошибок на аналитическом этапе гистологического исследования, а также исключения гетерогенности опухоли. Повторное гистологическое исследование подтвердило нелюминальный, HER2-позитивный тип опухоли: ЭР – 0%, ПР – 0%, HER2 – 3+, Ki67 – 60%.

С учетом полученных данных пациентка была повторно представлена на полиидисциплинарном консилиуме. Общепринятым решением стало выполнение операции в объеме радикальной мастэктомии справа. По результатам гистологического исследования послеоперационного материала сформирован окончательный диагноз: «ypT2N3а, G3, ki67 – 60%, нелюминальный HER2-позитивный». Также было установлено, что степень опухолевого патоморфоза составила 3-й класс по RCB и 1-ю степень лечебного патоморфоза, согласно классификации Miller–Payne, что подтверждает резистентность опухоли к проводимой анти-HER2-терапии. Принимая во внимание высокий риск рецидива заболевания, принято решение о проведении послеоперационной лучевой терапии и курса адъювантной терапии препаратом трастузумаб-эмтанзин в течение 12 месяцев. На сегодняшний день, через год после операции, состояние пациентки стабильно, признаков рецидива заболевания не выявлено, проходит контрольные осмотры каждые 3 месяца.

Заключение

Таргетная анти-HER2-терапия значительно улучшила показатели выживаемости пациентов с HER2-положительным РМЖ, однако лекарственная устойчивость до сих пор остается серьезной проблемой. Согласно последним данным, исследования по этому вопросу можно разделить на два основных подхода: одни изучают более эффективные лекарственные комбинации, в то время как другие сосредоточиваются на выявлении новых целей и механизмов, которые потенциально могут стать новыми биомаркерами. Подтверждение фундаментальных исследований в клинической практике поможет разделить HER2-положительный РМЖ на различные подгруппы, что станет значительным прорывом в точном и персонализированном лечении HER2-положительного РМЖ. Процесс от фундаментальных исследований до клинического применения является длительным, поскольку перевод фундаментальных исследований в клиническое применение сталкивается со значительными препятствиями, включая выявление эффективных биомаркеров для использования, выяснение токсичности и побочных эффектов, поддержание биологической активности лекарств и улучшение селективности агентов.

Несмотря на множество проблем, изучение новых терапевтических стратегий лечения HER2-положительного РМЖ имеет первостепенное значение, т.к. детальное понимание данного молекулярного подтипа может приводить к выявлению новых целей и комбинированных методов лечения, которые позволят повысить эффективность существующей терапии и преодолеть лекарственную устойчивость, что в конечном итоге приведет к снижению смертности от одного из наиболее агрессивных молекулярных подтипов РМЖ.

Список литературы

1. Sung H., Ferlay J., Siegel R.L., et al. Global Cancer Statistics 2020: GLOBOCAN Estimates of Incidence and Mortality Worldwide for 36 Cancers in 185 Countries. CA: A Cancer J Clin. 2021;71(3):209–49. Doi: 10.3322/caac.21660.

2. Majeed W., Aslam B., Javed I., et al. Breast Cancer: Major Risk Factors and Recent Developments in Treatment. Asian Pacific J Cancer Prevent. 2014;15(8):3353–58. Doi: 10.7314/apjcp.2014.15.8.3353.

3. Zainal N.Z., Nik-Jaafar N.R., Baharudin A., et al. Prevalence of Depression in Breast Cancer Survivors: a Systematic Review of Observational Studies. Asian Pacific J Cancer Prevent. 2013;14(4):2649–56. Doi: 10.7314/apjcp.2013.14.4.2649.

4. Sun Y.-S., Zhao Z., Yang Z.-N., et al. Risk Factors and Preventions of Breast Cancer. Int J Biol Sci. 2017;13(11):1387–97. Doi: 10.7150/ijbs.21635.

5. Weigelt B., Geyer F.C., Reis-Filho J.S. Histological types of breast cancer: How special are they? Mol. Oncol. 2010;4(3):192–208. Doi: 10.1016/j.molonc.2010.04.004.

6. Barzaman K., Karami J., Zarei Z., et al. Breast cancer: Biology, biomarkers, and treatments. International Immunopharmacol. 2020;84(106535):106535. Doi: 10.1016/j.intimp.2020.106535.

7. Boyle P. Triple-negative breast cancer: epidemiological considerations and recommendations. Ann. Oncol. 2012;23:vi7–12. Doi: 10.1093/annonc/mds187.

8. Derakhshan F., Reis-Filho J.S. Pathogenesis of Triple-Negative Breast Cancer. Annual Review of Pathology: Mechanisms Dis. 2022;17(1):181–204. Doi: 10.1146/annurev-pathol-042420-093238.

9. Slamon D.J., Godolphin W., Jones L.A., et al. Studies of the HER-2/neu proto-oncogene in human breast and ovarian cancer. Science (New York, NY). 1989;244(4905):707–12. Doi: 10.1126/science.2470152.

10. Slamon D.J., Leyland-Jones B., Shak S., et al. Use of Chemotherapy plus a Monoclonal Antibody against HER2 for Metastatic Breast Cancer That Overexpresses HER2. N Engl J Med. 2001;344(11):783–92. Doi: 10.1056/nejm200103153441101.

11. Cobleigh M.A., Vogel C.L., Tripathy D., et al. Multinational Study of the Efficacy and Safety of Humanized Anti-HER2 Monoclonal Antibody in Women Who Have HER2-Overexpressing Metastatic Breast Cancer That Has Progressed After Chemotherapy for Metastatic Disease. J Clin Oncol. 1999;17(9):2639–39. Doi: 10.1200/jco.1999.17.9.2639.

12. Moasser M.M. The oncogene HER2: its signaling and transforming functions and its role in human cancer pathogenesis. Oncogene. 2007;26(45):6469–87. Doi: 10.1038/sj.onc.1210477.

13. Arteaga C.L., Sliwkowski M.X., Osborne C.K., et al. Treatment of HER2-positive breast cancer: current status and future perspectives. Nature Rev Clin Oncol. 2012;9(1):16–32. Doi: 10.1038/nrclinonc.2011.177.

14. Sauter G., Lee J., Bartlett J.M.S., et al. Guidelines for Human Epidermal Growth Factor Receptor 2 Testing: Biologic and Methodologic Considerations. J Clin Oncol. 2009;27(8):1323–33. Doi: 10.1200/jco.2007.14.8197.

15. Lewis Phillips G.D., Li G., Dugger D.L., et al. Targeting HER2-positive breast cancer with trastuzumab-DM1, an antibody-cytotoxic drug conjugate. Cancer Res. 2008;68(22):9280–90. Doi: 10.1158/0008-5472.CAN-08-1776.

16. Baselga J., Gelmon K.A., Verma S., et al. Phase II Trial of Pertuzumab and Trastuzumab in Patients With Human Epidermal Growth Factor Receptor 2-Positive Metastatic Breast Cancer That Progressed During Prior Trastuzumab Therapy. J Clin Oncol. 2010;28(7):1138–44. Doi: 10.1200/jco.2009.24.2024.

17. Vogel C.L., Cobleigh M.A., Tripathy D., et al. Efficacy and safety of trastuzumab as a single agent in first-line treatment of HER2-overexpressing metastatic breast cancer. J. Clin. Oncol.: Official J Am Soc Clin Oncol. 2002;20(3):719–26. Doi: 10.1200/JCO.2002.20.3.719.

18. Cameron D., Casey M., Press M.F., et al. A phase III randomized comparison of lapatinib plus capecitabine versus capecitabine alone in women with advanced breast cancer that has progressed on trastuzumab: updated efficacy and biomarker analyses. Breast Cancer Res Treat. 2008;112(3):533–43. Doi: 10.1007/s10549-007-9885-0.

19. Miller T.W., Rexer B.N., Garrett J.T., et al. Mutations in the phosphatidylinositol 3-kinase pathway: role in tumor progression and therapeutic implications in breast cancer. Breast Cancer Res. 2011;13(6). Doi: 10.1186/bcr3039.

20. Koboldt D.C., Fulton R.S., McLellan M.D., et al. Comprehensive molecular portraits of human breast tumours. Nature. 2012;490(7418):61–70. Doi: 10.1038/nature11412.

21. Wang Y., Liu Y., Du Y., et al. The predictive role of phosphatase and tensin homolog (PTEN) loss, phosphoinositol-3 (PI3) kinase (PIK3CA) mutation, and PI3K pathway activation in sensitivity to trastuzumab in HER2-positive breast cancer: a meta-analysis. Curr Med Res Opin. 2013;29(6):633–42. Doi: 10.1185/03007995.2013.794775.

22. Majewski I.J., Nuciforo P., Mittempergher L., et al. PIK3CA mutations are associated with decreased benefit to neoadjuvant human epidermal growth factor receptor 2-targeted therapies in breast cancer. J Clin Oncol. 2015;33(12):1334–39. Doi: 10.1200/JCO.2014.55.2158.

23. Hurvitz S.A., Andre F., Jiang Z., et al. Combination of everolimus with trastuzumab plus paclitaxel as first-line treatment for patients with HER2-positive advanced breast cancer (BOLERO-1): a phase 3, randomised, double-blind, multicentre trial. Lancet. Oncology. 2015;16(7):816–29. Doi: 10.1016/s1470-2045(15)00051-0.

24. Andre F., O’Regan R., Ozguroglu M., et al. Everolimus for women with trastuzumab-resistant, HER2-positive, advanced breast cancer (BOLERO-3): a randomised, double-blind, placebo-controlled phase 3 trial. Lancet. Oncology. 2014;15(6):580–91. Doi: 10.1016/s1470-2045(14)70138-x.

25. Faber A.C., Corcoran R.B., Ebi H., et al. BIM Expression in Treatment-Naive Cancers Predicts Responsiveness to Kinase Inhibitors. Cancer Discov. 2011;1(4):352–65. Doi: 10.1158/2159-8290.cd-11-0106.

26. Park S.H., Ito K., Olcott W., et al. PTK6 inhibition promotes apoptosis of Lapatinib-resistant Her2+ breast cancer cells by inducing Bim. Breast Cancer Res. 2015;17(1). Doi: 10.1186/s13058-015-0594-z.

27. Scaltriti M., Eichhorn P.J., Cortes J., et al. Cyclin E amplification/overexpression is a mechanism of trastuzumab resistance in HER2+ breast cancer patients. Proceed Nat Acad Sci. 2011;108(9):3761–66. Doi: 10.1073/pnas.1014835108.

28. Antony J., Ruby Yun‐Ju Huang. AXL-Driven EMT State as a Targetable Conduit in Cancer. Cancer Res. 2017;77(14):3725–32. Doi: 10.1158/0008-5472.can-17-0392.

29. Ocana A., Amir E., Pandiella A. HER2 heterogeneity and resistance to anti-HER2 antibody-drug conjugates. Breast Cancer Res. 2020;22(1). Doi: 10.1186/s13058-020-1252-7.

30. Llombart-Cussac A., Cortes J., Pare L., et al. HER2-enriched subtype as a predictor of pathological complete response following trastuzumab and lapatinib without chemotherapy in early-stage HER2-positive breast cancer (PAMELA): an open-label, single-group, multicentre, phase 2 trial. Lancet. Oncology. 2017;18(4):545–54. Doi: 10.1016/s1470-2045(17)30021-9.

31. Davra V., Kumar S., Geng K., et al. Axl and Mertk Receptors Cooperate to Promote Breast Cancer Progression by Combined Oncogenic Signaling and Evasion of Host Antitumor Immunity. Cancer Res. 2020;81(3):698–712. Doi: 10.1158/0008-5472.can-20-2066.

32. Ji J., Ding Y., Kong Y., et al. Triple‑negative breast cancer cells that survive ionizing radiation exhibit an Axl‑dependent aggressive radioresistant phenotype. Exp Ther Med. 2023;26(3). Doi: 10.3892/etm.2023.12147.

33. Aaltomaa S., Lipponen P., Eskelinen M., et al. Lymphocyte infiltrates as a prognostic variable in female breast cancer. Eur J Cancer. 1992;28(4–5):859–64. Doi: 10.1016/0959-8049(92)90134-n.

34. Denkert C., Loibl S., Noske A., et al. Tumor-associated lymphocytes as an independent predictor of response to neoadjuvant chemotherapy in breast cancer. J Clin Oncol. 2010;28(1):105–13. Doi: 10.1200/JCO.2009.23.7370.

35. Alderson K.L., Sondel P.M. Clinical Cancer Therapy by NK Cells via Antibody-Dependent Cell-Mediated Cytotoxicity. J Biomed Biotechnol. 2011;2011:1–7. Doi: 10.1155/2011/379123.

36. Ferris R.L., Jaffee E.M., Ferrone S. Tumor Antigen–Targeted, Monoclonal Antibody–Based Immunotherapy: Clinical Response, Cellular Immunity, and Immunoescape. J Clin Oncol. 2010;28(28):4390–99. Doi: 10.1200/jco.2009.27.6360.

37. Hudis C.A. Trastuzumab – Mechanism of Action and Use in Clinical Practice. N Engl J Med. 2007;357(1):39–51. Doi: 10.1056/nejmra043186.

38. Musolino A., Naldi N., Bortesi B., et al. Immunoglobulin G Fragment C Receptor Polymorphisms and Clinical Efficacy of Trastuzumab-Based Therapy in Patients With HER-2/neu-Positive Metastatic Breast Cancer. J Clin Oncol. 2008;26(11):1789–96. Doi: 10.1200/jco.2007.14.8957.

39. DiGiovanna M.P., Stern D.F., Edgerton S.M., et al. Relationship of Epidermal Growth Factor Receptor Expression to ErbB-2 Signaling Activity and Prognosis in Breast Cancer Patients. J Clin Oncol. 2005;23(6):1152–60. Doi: 10.1200/jco.2005.09.055.

40. Moulder S.L., F. Yakes M., Muthuswamy S.K., et al. Epidermal growth factor receptor (HER1) tyrosine kinase inhibitor ZD1839 (Iressa) inhibits HER2/neu (erbB2)-overexpressing breast cancer cells in vitro and in vivo. 2001;61(24):8887–95.

41. Surmacz E. Growth factor receptors as therapeutic targets: strategies to inhibit the insulin-like growth factor I receptor. Oncogene. 2003;22(42):6589–97. Doi: 10.1038/sj.onc.1206772.

42. Hartog H., Wesseling J., Boezen H.M., et al. The insulin-like growth factor 1 receptor in cancer: Old focus, new future. Eur J Cancer. 2007;43(13):1895–904. Doi: 10.1016/j.ejca.2007.05.021.

43. Jerome L., Shiry L., Leyland-Jones B. Deregulation of the IGF axis in cancer: epidemiological evidence and potential therapeutic interventions. Endocrine-related cancer. 2003;561–78. Doi: 10.1677/erc.0.0100561.

44. Nahta R., Yuan L.X.H., Zhang B., et al. Insulin-like Growth Factor-I Receptor/Human Epidermal Growth Factor Receptor 2 Heterodimerization Contributes to Trastuzumab Resistance of Breast Cancer Cells. Cancer Res. 2005;65(23):11118–28. Doi: 10.1158/0008-5472.can-04-3841.

45. Liu B., Fan Z., Edgerton S.M., et al. Potent anti-proliferative effects of metformin on trastuzumab-resistant breast cancer cells via inhibition of erbB2/IGF-1 receptor interactions. Cell Cycle. 2011;10(17):2959–66. Doi: 10.4161/cc.10.17.16359.

46. Shattuck D.L., Miller J.K., Carraway K.L., et al. Met Receptor Contributes to Trastuzumab Resistance of Her2-Overexpressing Breast Cancer Cells. Cancer Res. 2008;68(5):1471–77. Doi: 10.1158/0008-5472.can-07-5962.

47. Zhuang G., Brantley-Sieders D.M., Vaught D., et al. Elevation of Receptor Tyrosine Kinase EphA2 Mediates Resistance to Trastuzumab Therapy. Cancer Res. 2009;70(1):299–308. Doi: 10.1158/0008-5472.can-09-1845.

48. Liang K., Esteva F.J., Albarracin C., et al. Recombinant Human Erythropoietin Antagonizes Trastuzumab Treatment of Breast Cancer Cells via Jak2-Mediated Src Activation and PTEN Inactivation. Cancer Cel. 2010;18(5):423–35. Doi: 10.1016/j.ccr.2010.10.025.

49. Shi M., Liu D., Duan H., et al. The β2-adrenergic receptor and Her2 comprise a positive feedback loop in human breast cancer cells. Breast Cancer Res Treat. 2010;125(2):351–62. Doi: 10.1007/s10549-010-0822-2.

50. Liu D., Yang Z., Wang T., et al. β2-AR signaling controls trastuzumab resistance-dependent pathway. Oncogene. 2015;35(1):47–58. Doi: 10.1038/onc.2015.58.

51. Benz C.C., Scott G.K., Sarup J.C., et al. Estrogen-dependent, tamoxifen-resistant tumorigenic growth of MCF-7 cells transfected with HER2/neu. Breast Cancer Res Treat. 1992;24(2):85–95. Doi: 10.1007/bf01961241.

52. Gianni L., Pienkowski T., Im Y.-H., et al. Efficacy and safety of neoadjuvant pertuzumab and trastuzumab in women with locally advanced, inflammatory, or early HER2-positive breast cancer (NeoSphere): a randomised multicentre, open-label, phase 2 trial. Lancet. Oncology. 2012;13(1):25–32. Doi: 10.1016/S1470-2045(11)70336-9.

53. Lee A.V., Cui X., Oesterreich S. Cross-talk among estrogen receptor, epidermal growth factor, and insulin-like growth factor signaling in breast cancer. 2001;7(Suppl. 12):s4429–35.

54. Kahlert S., Nuedling S., van Eickels M., et al. Estrogen Receptor α Rapidly Activates the IGF-1 Receptor Pathway. J Biol Chemistry. 2000;275(24):18447–53. Doi: 10.1074/jbc.m910345199.

55. Prat A., Baselga J. The role of hormonal therapy in the management of hormonal-receptor-positive breast cancer with co-expression of HER2. Nature Clin Pract Oncol. 2008;5(9):531–42. Doi: 10.1038/ncponc1179.

56. Arpino G., Wiechmann L., Osborne C.K., et al. Crosstalk between the Estrogen Receptor and the HER Tyrosine Kinase Receptor Family: Molecular Mechanism and Clinical Implications for Endocrine Therapy Resistance. Endocrine Rev. 2008;29(2):217–33. Doi: 10.1210/er.2006-0045.

Об авторах / Для корреспонденции

Автор для связи: Гарик Альбертович Дашян, д.м.н., зав. онкологическим отделением № 1 (хирургических методов лечения опухолей молочной железы, кожи и мягких тканей) Клиники высоких медицинских технологий им. Н.И. Пирогова, Санкт-Петербургский государственный университет, Санкт-Петербург, Россия; dgarik@mail.ru

ORCID / Scopus Author ID / SPIN-код: 
Г.А. Дашян (Dashyan G.A.), https://orcid.org/0000-0001-6183-9764; Scopus Author ID: 17344871400; SPIN-код: 6989-7148
Э.С. Джелялов (Dzhelialov E.S.), https://orcid.org/0000-0002-2571-243X; SPIN-код: 7261-2325
В.В. Константинова (Konstantinova V.V.), https://orcid.org/0000-0001-9650-7305
Ю.А. Гронская (Gronskaya Yu.A.), https://orcid.org/0000-0002-1060-0806
А.Д. Мурских (Murskikh A.D.), https://orcid.org/0009-0006-1825-6196; SPIN-код: 5837-5887
Р.М. Ахмедов (Akhmedov R.M.), https://orcid.org/0000-0003-3348-4251
А.Е. Тюсенко (Tyusenko A.E.), https://orcid.org/0000-0003-0689-6058; SPIN-код: 9223-5741
А.А. Олчонова (Olchonova A.A.), https://orcid.org/0009-007-3112-8081
З.В. Дьяконенко (Dyakonenko Z.V.), https://orcid.org/0009-0003-1287-8048; SPIN-код: 7767-1149
О.А. Середа (Sereda O.A.), https://orcid.org/0000-0001-7553-2026
А.М. Белоусов (Belousov A.M.), https://orcid.org/0000-0002-2274-8170

Также по теме